А вот Г.И. Мотовилов совсем другого направления. Он, полусамоучка, не был подавлен школой[1], а близок к архитектуре. Свои контакты с архитектурой он начал со времен сельскохозяйственной выставки 1939 года, вступив в сотрудничество с Леонидом Михайловичем Поляковым. Ему предстояло выполнить барельефы на входных арках южного входа на ВДНХ.

Рассказывал, как они встретились: «Пришел я на свидание, смотрю — сидит молодой человек, похожий на семинариста, и грызет ногти. Прямые светлые волосы, очки». Так состоялось их первое знакомство. А после этого много крупных работ: станция метро «Калужская», канал Волго-Дон, памятник Некрасову в Ярославле, Кутузову — в Смоленске и другие.

Вообще, Мотовилов был ориентирован на ленинградских архитекторов, признавал их представителей — Гельфрейха, Фомина, Щуко и откровенно иронизировал над школой Жолтовского. Дразнил: «Мы пишем акварелью, при этом пользуемся только водой из ручья». Считал, что они далеки от настоящей каменной архитектуры и их мир — бумага. Кстати, искусствовед М.В. Бабенчиков говорил про круг Жолтовского: «Это культура ватмана».

Георгий Иванович практически сотрудничал только с ленинградцами - это станции «Проспект Мира» с В.Г. Гельфрейхом, «Смоленская» и «Электрозаводская» с И.Е. Рожиным. Работал он очень много. Еле успевал выполнять заказы при всей своей трудоспособности и при помощи бывших своих  учеников, очень ему преданных и понимавших  его с полуслова. Они и жили в его мастерской в запущенной церкви, что у площади Ногина, а позже в длиннющем помещении (первый этаж, предназначавшийся, по-видимому, для магазина) многоэтажного дома. Там и велась последняя работа Г.И. — громадный рельеф для памятника каким-то военным событиям неподалеку от Пскова.

К коллегам Г.И. относился скептически и не очень скрывал своего к ним отношения. Про Саула Рабиновича (о его рассказах про Париж): «Врет все Саул». О нем же: «Больная обезьяна» (в шутку). А Саул, кстати, уже пережил его лет на двадцать. О Е. Белашовой: «Сужет» (сюжет), передразнивая ее простонародное речение.

Вообще был очень решителен и прямолинеен. Рассказывал, как пришел в Строгановку: «Захожу в класс, сидят студенты вокруг клетки, а в клетке лиса, а от лисы воняет». Эта лиса в клетке, как я понял потом, — продолжение старострогановской традиции. Ведь там - маленький зоосад, и изучение или, скорее, умиление перед «живой природой», общение с ней вне культуры было краеугольным камнем воспитания художника. Г.И. выкинул из класса клетку вместе с лисой, поставил натуру, и началось настоящее учение в его понимании этого слова.

Постепенно подрастающие ученики Г.И. становились преподавателями — это С.С. Волков, рано ушедший из жизни Н. Крамм, И.В. Кулешов. Несколько позже — А. Бурганов, Е. Похалецкий, Г. Жилкин.

Последние двое преподавали на кафедре академической скульптуры, которой руководила Е. Белашова, а позже Р.Р. Иодко — старый добродетельный человек по прозвищу «чуть-чуть». Это потому, что он был крайне нерешителен и поправлял работы чисто количественно, в размерах, не касаясь целого. Приходили и уходили и другие преподаватели. Из них существенный  след оставила Ирина Федоровна Блюмель — умный и волевой художник. Но она слишком талантлива и независима, чтобы работать под руководством Георгия Ивановича или Екатерины Федоровны. Поэтому она бросила преподавание, хотя была склонна к общению на уровне мастер – ученик. Она воспитывала по-своему и приобретала друзей преданных, уже давно закончивших обучение.

 предыдущая страница 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28следующая страница