Еще был Анохин — из чиновников ГУВУЗа. Его, как я понимаю, отправили из аппарата на «вольные хлеба», и он пошел в училище в расчете на то, что удастся написать и защитить диссертацию, а там, глядишь, и получить заветное звание. Он возился с какой-то темой, связанной с укреплением колхозов или еще чем-то в этом духе. Был он всегда озабочен и выглядел плохо. Его все время что-то тревожило и мучили сомнения.

Зато уверенным в себе был Александр Федорович Афонькин, уже далеко не молодой философ. Скверно одетый, он выглядел всегда довольно помятым. На сильно красном лице выделялись поредевшие прокуренные зубы. А.Ф. уходил своими корнями в народную гущу не то чувашского, не то мордовского народа. Был в фаворе у мужеподобной кадрихи Фаины Ефимовны и частенько засиживался у нее в кабинете. Злые языки говорили, что они вдвоем попивали водочку в апартаменте строгого порядка и законности. При этом А.Ф. оказывался незаменим по части хронологии и информации. Его можно было разбудить и спросить, сколько голосов получили большевики на N-й партконференции и когда это происходило. Ответ всегда абсолютно точен. А.Ф. как-то это блестяще доказал во время обмена партийных билетов. Тогда во время собеседования задавали каверзные и некаверзные вопросы по истории партии. И выяснилось, что большинство ожидавших своей очереди были нетверды в познании этой истории и полны сомнения. Тут и наступил звездный час А.Ф. Он без колебания отвечал на все сыпавшиеся на него от перепуганных коммунистов вопросы и достиг недосягаемой высоты.

Но самым колоритным «марксистом» был Иосиф Аронович Масеев. Если попытаться собрать воедино все характерные черты еврея, то их олицетворением стал бы И.А. Он смешно и путано вел занятия кружка для педагогов, перескакивая от одной темы к другой, обрывая фразы, неожиданно хихикал, улыбаясь при этом и делая какие-то свои жесты тоненькой рукой. Как и что он читал студентам, никому неизвестно, но зато он был популярен среди них как истинный меценат. Под его покровительством они расплачивались за семестр не скучными конспектами с определениями и железными формулами, а графическими листами. И он оказал большое влияние на многих ребят, которых склонил к серьезной профессиональной работе в графике. Может быть, он способствовал формированию таких вышедших из мебельщиков мастеров, как Верхоланцев и Харламов.

Как он уживался со своими коллегами по кафедре, как его терпело начальство — непонятно. Его все-таки выжили уже при Захарове, и он очутился в Суриковском институте. Позже он стал известным коллекционером сначала книг, а потом и гравюр.

С течением времени на кафедре появлялись другие люди. Заведующим кафедрой стал некто Епископосов — черноглазый худощавый южанин. У него были повадки стамбульского торговца — вкрадчивость и какой-то заговорщический вид. Думалось, что вот-вот он отвернет полу пиджака и покажет какой-нибудь заманчивый товар — контрабандные чулки или пудру. У него тоже начался конфликт с начальством на неизвестной почве, перешедший в открытое столкновение. Его как-то теснили, а он в ответ угрожал и, в конце концов, исчез. После него появился другой, еще более восточный человек, но не кавказского, а, скорее, среднеазиатского толка, и не худощавый и сутулый, как Епископосов, а большой, пузатый и флегматичный. И он довольно быстро сгинул.

«Смена караула» свойственна этой интеллектуальной кафедре, но ее значение в жизни училища становилось все меньше и меньше, и об уходе кого-нибудь или появлении нового лица мало кто знал. Да и новое пополнение было, пожалуй, культурнее, среди них оказалось много интересных людей — Волков, Щедрин, Одинцова…

А весь немалый дом, именуемый Строгановским училищем, заполнялся разными подразделениями. Этот муравейник имел множество всяких нор и норушек, а в каждой из них - свои обитатели, и все что-то делали — каждый свое. В крошечной каморке, переделанной из бывшей уборной, хозяйничал смешной человечек в неизменном синем халате — фотограф. И делал очень неплохие фотографии. Позже на его месте оказался некто Варющенко — улыбчивый московский Фигаро, очень компанейский парень. Почему-то к нему приклеилось прозвище Доктор. Не дурак выпить, он, пригласив за занавеску, мог угостить клиента стаканчиком вина.

В библиотеке интеллигентные пожилые дамы знали все книги и готовы были при необходимости найти все, что угодно. На абонементе «сидели» две старухи — одна в пенсне, другая, по фамилии Семенова, без пенсне. Зато у нее дома - замечательная коллекция живописи. Будто бы муж работал в антикварном магазине и имел возможность снимать там некоторые пенки. В читальне находилась самая колоритная из старух, невероятно прокуренная обладательница громкого хриплого голоса. Она сильно грассировала на аристократический манер и была действительно культурным и знающим свое дело человеком.

Так выглядела Строгановка 1950—1970-х годов.

 предыдущая страница 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28