Кафедра основ архитектуры все время претерпевала смену «личного состава» и все-таки знала интересных людей.

Какое-то место занимал некоторое время профессор Сергей Александрович Торопов. Он появился в Строгановке уже известным ученым, автором монографии о Пиранези. Был похож на старого римлянина, неизменно энергичен и быстр. Он жил в живописной деревянной развалюхе где-то недалеко от Трифоновки. На второй этаж, где находилась его квартира, вела открытая лестница. Там он жил вместе с сыном — ученым-химиком. Оба частенько пивали, как будто бы крепко, а потом ссорились и жаловались друг на друга. В Строгановке, впрочем, С.А. пробыл недолго, хотя оквазался лектором живым и интересным. Он попал в поле зрения начальства, и благонамеренный проректор А.А. Галактионов жаловался: «…Перед ним аудитория. Тема лекции — история Москвы. А он (Торопов) рассказывает, как простонародье собиралось у водоразборной колонки и… сами понимаете… А еще, увлекаясь, показывал, какие диковинные микробы водились в этой московской воде, и как-то их изображал… А ведь идет серьезная лекция, как это можно…» Одним словом, его удалили.

Автор сего высказывания А.А. Галактионов вел на этой кафедре еще какой-то предмет. Был он питомец ВХУТЕИНа, учился на дерфаке в самую славную пору его существования. Стал мебельщиком, но в годы пятилеток от своей настоящей специальности отстал, вся левизна двадцатых годов была забыта. Перед войной преподавал в Архитектурном институте дисциплину «Строительные материалы» и проводил со студентами практику по отделочным работам. Под его руководством делали искусственный мрамор, сграфитто и проч. И вот в Строгановке возглавил кафедру основ архитектуры. Как-то знакомил студентов с «матерью всех искусств», что не очень-то ему подходило. «Меандр» называл «олеандром», например. Про него рассказывала И.Г.[1]: «…Мы повесили объявление относительно юбилейного вечера, посвященного Данте. А.А., проректору по науке, показалось неудобным остаться в стороне, и он обратился ко мне с вопросом: “И.Г., скажите в двух словах, кто был Данте — архитектор, скульптор? Ну буквально в двух словах!”» А впрочем, он человек миролюбивый и доброжелательный. Слушался во всем своего старого однокашника З.Н. Быкова.

Еще один профессор кафедры - Александр Павлович Барышников, питомец старого Строгановского училища, был совсем иного склада. Небольшого росточка, всегда прибран и аккуратен во всем. Читал курс начертательной геометрии и перспективы. Он в ту пору и опубликовал книжку по перспективе, очень обстоятельную и не имеющую, по существу, отношения к практической перспективе. При этом А.П. был примерным коммунистом, хотя весь его характер мало подходил к партийным делам. Он никогда не клевал носом на партсобраниях и, напротив, был всегда деловит и пунктуален. И неизменно улыбался. Уже позже я узнал, что еще совсем молодым, в  первые годы революции, А.П. являлся крупным общественным деятелем, подписывал какие-то важные документы. А еще позже в одном из изданий я увидел изображение громадного очень красивого паникадила, которое спроектировал учащийся Строгановского училища А.П. Барышников.

Большое влияние в ту пору имела кафедра марксизма-ленинизма — идеологический пресс в 50-е годы был очень мощным. «Марксистов» насчитывалось человек шесть-восемь. С годами происходила их смена в сторону большей интеллигентности, но не столь уж существенно и, скорее, внешне.

Казалось бы, при монолитности идеологии, ее незыблемости «марксистам» следовало очень походить друг на друга. Но на деле было не так. Где-то в тумане маячит фигура заведующего кафедрой Земскова — очень типичного функционера. И внешность очень типическая — гладкие волосы, требующие укладки, чтобы замаскировать лысину, темно-синий костюм. Одним словом, суровый, жесткий начальник. Не случайно его перевели куда-то «наверх» по партийной линии. После него руководителем кафедры стал Григорий Максимович Комаровский — другой тип партийца. Он говорил с сильным белорусским акцентом. Человек бывалый, чуть ли не участник Гражданской войны. Был миролюбив, любил помирить и рассудить. В общем, очень симпатичный человек, но какое отношение он имел к философии  — сказать трудно. Чем-то по характеру (но не внешне) его напоминал некто Ямушкин — плотный человек, всегда прибранный и при галстуке, с лицом на диво простонародным. Он тоже принадлежал к миролюбивым «марксистам» и очень хотел выглядеть, по манере держаться и говорить, истинным интеллигентом.

 предыдущая страница 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28следующая страница