Музеи

В Израиле много музеев, если соотнести их количество с величиной страны. И мы посетили ничтожную их часть. Поэтому можно говорить только о нескольких, наиболее известных музеях.

Самым значительным из них нужно считать Национальный музей Израиля. Он находится в соседстве с некоторыми другими относительно новыми зданиями Иерусалима — Храмом Книги, Кнессетом, например. На автобусе № 9 от Тахана мерказит мы проезжаем и здание суда, и другие известные строения. Музей открыт в начале шестидесятых годов, а спроектирован архитектором Мансфельдом. Это большой комплекс, расположенный террасами на склоне холма. Все уровни музея, состоящие из группы помещений, посвящены какой-либо теме, и каждый последующий уровень, по мере того как вы поднимаетесь, соединен с предыдущим стеклянной галереей. Первая, самая нижняя часть музея посвящена детям. У ее входа большой игровой комплекс. Здесь лазают и кувыркаются детишки. Это громадная, сложная скульптура, которую при большом воображении можно воспринять как какое-то фантастическое существо. Она белого цвета и разрисована черными контурами.

В то время, когда мы посетили эту часть музея, в нескольких залах демонстрировались детские рисунки, вернее, живописные работы акварелью, гуашью, темперой. Это были композиции на тему города Иерусалима. Когда мы, незнающие языка, разобрались в экспозиции, то увидели, что здесь показаны работы детей из разных стран. По-видимому, выставку организовали в виде конкурса или на какой-нибудь иной основе. Интересные рисунки и очень разные, хотя тема общая, да и размеры картин одинаковые (видно, заранее оговоренные). Можно было бы поподробнее разобраться во всем этом, но впереди масса интересного, и «внутренняя установка» толкала нас поскорее окунуться в старину, поближе к прошлым векам.

Музей Израиля (на местном наречии – «Музейон») одновременно музей и изобразительного искусства, и этнографии, и истории, и археологии.

От прошлогоднего посещения остался самый горячий интерес именно к древнейшему. Первый зал занят памятниками великих соседей: Египта, Византии, Греции, Рима. Всего понемножку, но все подлинное, дополненное письменными комментариями, которых мы, невежды, понять не могли, многочисленными фотографиями и схемами. Но ощущение, что тебе это в какой-то степени знакомо, настраивает скорее на любопытство, чем на восхищение.

Однако антропоморфные саркофаги времен Ханаана, которые я с прошлого года хотел еще раз посмотреть, меня очень волнуют. Вот где подлинный примитив, где подлинная искренность! Они стоят рядком у стенки (семь или восемь числом), хотя в действительности лежали. Торчащие ушки, носики и губы на лице (буквально) и трогательные тоненькие, сложенные на животе ручки, как на детских рисунках — такими метелочками. Это впечатление — самое сильное.

Специальный зал посвящен юдаике. Витрины металлических (серебряных) предметов работы европейских мастеров-ювелиров из Германии, Богемии. Это различные ажурные емкости на подставках с шатрообразными завершениями, ханукальные подсвечники и еще какие-то предметы культа. И здесь заметно влияние (определяющее) местной традиции. Очень наглядны футляры для свитков Торы, европейские и североафриканские, с куполообразными завершениями.

Воспроизведенные фрагменты синагог из Италии раннего Возрождения и несколько более позднего времени южно-германской синагоги еще более наглядны. Орнаментика, резьба, цвет в этих фрагментах просто очень красивы.

Авторы экспозиции очень внимательны к тому, чтобы за внешним сходством с христианским окружением найти специфические черты. Интересны комплекты предметов для обрядов: стол со специальной салфеткой, для того чтобы заворачивать субботнюю булку; солонка с удлиненным концом, для того чтобы солить ломти хлеба; столовые приборы — тут воспроизводится убранство праздничного стола. На увеличенных гравюрах XVI-XVIII вв. полная картина обрядов, да и быта, европейских евреев. Воспроизведена (а может быть, целиком перенесена в музей) сука — просто искусственный домик, даже с окошком.

Целиком воспроизведены бытовые интерьеры прошлого века из каких-то состоятельных домов с роскошно убранным столом, уставленным серебряной посудой в духе классицизма, другой интерьер - в псевдокитайском стиле. Но во всем этом великолепии приметы юдаики распознать очень трудно.

Одежды и бытовая утварь евреев с Ближнего Востока, Кавказа, из Бухары — выставка различных национальных костюмов и быта — только настоящий специалист может распознать их еврейское происхождение.

Есть еще большой раздел, посвященный культуре чернокожих народов — Африки, Океании — там и муляжи предметов, даже такие большие, как пироги. Все это интересно, но после просмотра насыщенной экспозиции просто не хватает сил на то, чтобы вкусить «от древа познания».

А ведь есть еще картинная галерея: не пройдешь же мимо. Там всего понемножку. Довольно много прошлого века; из всего этого запомнился Израэльс. А из наших кумиров более позднего времени — Магритт: композиция с висящим камнем и Дельво — интерьер с сидящими скелетами («немного от ума»). Французы второсортные, особенно Ренуар. Красивый Кальдер. Его большая композиция из металла занимает целый зал.

Побывали на выставке японских художников — абстракционистов или «прикладников». Они в просторном зале демонстрировали довольно необычные композиции на тканях, структуры из каких-то проволочек. Все это довольно красиво. Тут же показывали фильм про одного из авторов. Художник готовит материал, окрашивает нити, сматывает их в клубок, ткет — и, наконец, результат.

То, о чем я написал, касается экспозиции в помещении. А у корпусов музея на террасах и холмах расположена наружная экспозиция. Она начинается со стороны входа большими стенками, на которых смонтированы красивые мозаики времен античности. Затем идут расставленные среди декоративных стенок скульптуры: замечательная женская фигура работы Бурделя, Роден, Майоль, Липшиц. Но самое лучшее в этом парке — скульптура Генри Мура, большая бронзовая композиция, поставленная на холме. Кроме того, на территории с достойной позиции для рассмотрения и любования размещены произведения из железа современных израильских скульпторов; каждое из них неповторимо и носит печать желания автора прославиться.

Все это пространство, начиная от входа, — проект искусного японского мастера Исами Нагуши. Оно и естественное продолжение музея, и произведение паркового искусства.

Музей в Тель-Авиве (или картинная галерея) составляет некий комплекс вместе с зданием Оперы,  вновь открывшейся, и большой площадью, или сквером. Здесь стоит довольно большая скульптура Генри Мура, отдаленно напоминающая женскую фигуру. Она красива, но не столь выразительна, как та, что находится возле Музейона в Иерусалиме. Недалеко от нее - громадные изваяния, совсем плоские, из темного металла. Эдакие силуэты, скорее, а не круглая скульптура. Все в духе того, что мы видели в городе и на дорогах («чего-то железного»).

У входа толстенький молодой человек деловито просмотрел наши сумки и постукал одну из них. Кстати, я задал ему какой-то вопрос на русском языке, и он на еще более чистом языке мне ответил. А на обратном пути мы разговорились, и оказалось, что «в прежней» своей жизни он обитал недалеко от Никитских ворот. И вообще, рекомендовал мне поселиться в Израиле, хвалил климат и сообщил, что тут подолгу живут, долголетие характерно для страны. Еще следует добавить, что поголовно все сотрудники музея — и смотрительницы в залах, и гардеробщицы — русскоязычные, и можно чувствовать себя как дома.

Экспозиция расположена на двух этажах, на третьем - библиотека. Внизу есть лекционный зал, куда мы не ходили. Музей очень своеобразно спланирован. Тут материал распределен по залам, каждый из которых носит имя дарителя (зал Яглома, зал Блюменталя) и пр. В целом коллекция картин, как мне кажется, интереснее, больше, чем в иерусалимском музее, и есть много необычного. В частности, милая абстрактная композиция Натальи Гончаровой, очень для нее поздняя, где трудно уловить ее российскую тему. В той же коллекции Блюменталя работа Дюфи, очень красивая, с рисованными фигурами, две - Хуана Миро и два рельефа Арпа. Классики импрессионизма малоинтересны — сюда попали вещи второстепенные, по-видимому, они достались владельцам, когда Щукины и Морозовы сняли все сливки. Как и в прошлом году, понравился Шагал. Тут семь работ, и больше всего на меня произвел впечатление скромненький холст с изображением стоящей спиной старушки у печки, на фоне бедненького интерьера. Красив Архипенко, но, кроме изобретательности, в нем найти что-либо трудно. Из скульптур хороши этюд обнаженной женщины и портрет Домье. Они стоят на лестнице, и эта необычная экспозиция им очень подходит. Новый для меня художник — англичанин Энзор, которого я принял за Кокошку. Опять возвращаюсь к мысли, что подлинная ценность и иудаистская сущность Шагала — в его истоках из захудалого предреволюционного Витебска. А последующее его творчество — перепевы прошлого, и иногда что-то воспринимается как прием.

На самом нижнем уровне музея  — классика XVIII-XIX вв., ряды благополучных картин европейских мастеров, мимо которых проходишь с постной миной. Пожалуй, больше всего запомнился пейзаж Сальватора Розы. Особняком стоит Израэльс, которого мне когда-то рекомендовал покойный Константин Клавдианович[1]. Очень выразительный и какой-то добрый художник.

Другие музеи производили подчас и большее впечатление, и в их ряду Яд ва-Шем, Музей Катастрофы. Этот музей, или храм, как и все постройки такого рода в Израиле, не ограничен собственно зданием, строением. Он начинается с подножия горы, далее развивается террасообразно и абсолютно асимметрично. Тема детей наиболее впечатляющая. Сначала вы попадаете в окружение детских фотопортретов, затем в полной темноте под звездным небом спускаетесь по пандусу под гулкие перечисления имен погибших. Звезды — это символы детских душ.

Далее экспозиция, основанная на фотографиях, чудом сохранившихся с 1930-х годов. Это и начало дискредитации евреев в Германии, и потом открытое преследование. Особенно страшные кадры сняты в Польше. Затем концентрационные лагеря. Немного об участии евреев в войне, партизанские отряды, освобождение узников.

Очень интересно было услышать о тех, кто спасал евреев: это был маршал Маннергейм, болгарский царь Борис, король Дании… Стоит лодка, сохранившаяся где-то в Скандинавии и доставленная в Иерусалим: на этой лодке переправляли беженцев-евреев из оккупации. В память о тех, кто спасал евреев, посажена аллея деревьев, и каждое дерево посвящено конкретному человеку. Это Аллея праведников.

Теме еврейства отведена большая роль в культуре страны. Один из самых значительных музеев — музей еврейской диаспоры. Это и исторический музей, и культурно-просветительский центр. Можно познакомиться с обрядами, историческими событиями, увидеть и фотографии, и видеофильмы.

Зрителя встречает фрагмент арки Тита с рельефом, изображающим процессию пленных иудеев, несущих менору и другие трофеи Иудейской войны.

Далее разделы «Семья», «Община», «Вера» и т.п. Довольно дробную экспозицию композиционно объединяет абстрактная металлическая конструкция, называемая «Мемориальная колонна» (Иерусалим остается верным в своей любви к железному). Очень дотошно и точно сделаны макеты синагог, отражающих разнообразие мест, куда история забросила евреев.

Нам повстречались одна за другой три русскоязычные экскурсии, к которым мы моментами присоединялись. Оказалось, что молодые полудеревенские ребята — недавние репатрианты из России, работают в киббуцах и проходят здесь обучение или приобщение к еврейской культуре.

И речь гидов носила явно пропагандистский характер, как, впрочем, и все содержание музея и цель его создания.

Описание впечатлений, полученных от посещения других мест (например, экспозиция, посвященная подводной жизни на коралловом рифе), вряд ли интересно. Лучше это увидеть самим.