Последнее лето павшинской жизни мы провели у Осокиных. Это были молодые люди, светловолосые и белолицые, и девочки их были на них похожи. Помню, как-то вечером Осокин пришел к нам жаловаться на то, что ему придется выплачивать очень большой налог. Он чуть не плакал, и мне было его очень жалко, когда он показывал папе какие-то бумажки. […]

Целый день мы проводили с деревенскими мальчишками. Игры были известные […]. Бегали до одурения и возвращались домой, когда уже смеркалось. Пили теплое противное парное молоко и ложились спать.

Гольевских хозяев мы знали лучше, чем павшинских […].

Мы жили у Петуховых. Семья была большая […].

Во время сенокоса мы по-настоящему помогали хозяевам. Когда выезжали в поле, то вовсю орудовали граблями вместе с женщинами […]. Косили только мужчины рано утром по росе […].

Жали серпами женщины […]. А молотили на гумне и мужчины и женщины, ритмично ударяя и взмахивая цепами […].

Когда смеркалось, уже после рабочего дня водили лошадей в ночное (как это позволяла мама?). Лошадей пасли далеко от дома на лугу около Москвы-реки. От земли слабо поднимался пар, все готовилось к отдыху. Обратно нужно было идти пешком, неся уздечку.